Дело «Плотницкого». Об убыли хуторов и последнем из могикан с автоматом

[no_dropcaps type="normal" color="" font_family="" font_size="" line_height="" width="" font_weight="" font_style="" text_align="" border_color="" background_color="" margin=""]М[/no_dropcaps] аленькая деревня умирает. Причем не только в фигуральном смысле, но и весьма конкретно. Каждый месяц количество небольших сельских поселений в стране и области сокращается, и весьма приличными темпами. Тенденция не нова – эта картина наблюдается уже несколько десятилетий, и оттого обиднее признавать, что изменить ее не удается ни газификации, ни социальным программам и льготам, ни новым сельскохозяйственным проектам. Все они рассчитаны на крупные поселки и еще больше способствуют смерти мелких.

Чтобы посмотреть на процесс собственными глазами, корреспондент «Берега» отправился на хутор Плотницкий Нижнедевицкого района, некогда крупный населенный пункт, а сегодня состоящий из пяти домов и одного постоянного жителя.

 

Убыль

– Вот тут раньше наш хутор начинался, – говорит Виктор Князев, когда мы сворачиваем с хорошо накатанной грунтовки. Эту дорогу он знает как свои пять пальцев: большую часть жизни ездил по ней как минимум дважды в день – на работу и домой. Работал Князев водителем в соседнем колхозе, служебную машину хранил около своего дома, поэтому проблем с транспортом не было.

Я его словам поначалу не придал значения, вспомнил о них, когда мы, петляя в зарослях, проехали два километра. Раньше на протяжении этих километров по обеим сторонам от дороги стояли дома. Теперь – только заросшее бурьяном поле.

– Плотность заселения была большая, – продолжает Князев. – Шла улица, а по сторонам дома стояли так тесно, что касались друг друга соломенными крышами. Но это уже достаточно давно было – в 60-е. Потом начали понемногу уезжать. Латное, Семилуки, Первомайское, что около Воронежа – зайдите в любой двор, там наши живут.

 

Виктор Кнезев

Виктор Князев

 

Первые переселенцы уезжали с домами. Сейчас это выглядит дико, но их разбирали на камни, бревнышки и шиферинки и аккуратно перевозили на новое место жительства. Со стройматериалами тогда напряженка была, да и уезжали люди не зажиточные – не от хорошей жизни ехали, поэтому разбрасываться имуществом никто не хотел.

– Помню, когда я в армию уходил, под этим бугром десять домов стояло, вернулся – только два осталось, – вспоминает Князев.

По Плотницкому сильно ударило объединение колхозов. Местных жителей на работу возили, но молодежь строить новые дома уже не хотела и старалась перебраться поближе если не к Воронежу и Нижнедевицку, то хотя бы к колхозу – в Михнево. Старшее же поколение медленно, но верно сокращала естественная убыль, хотя и из них многие успели уехать.

Поздние переселенцы – 80-х и 90-х – дома уже оставляли, но тут брала свое природа. В прошлом году от сильнейшего пожара сгорело пять брошенных домов – осталась лишь груда кирпичей да выжженный островок, который в следующем году зарастет молодой травой, и уже никто, кроме старожилов, не будет знать, что на этом месте раньше стоял дом.

Князев теперь тоже переселенец. Из Плотницкого в соседнее Михнево он переехал 5 лет назад. Но дом его стоит до сих пор. Благодаря ему число домов в хуторе превышает количество жителей. В пожар он выжил чудом.

DSC_0389

– Звонит нам как-то утром председатель наш михневский: мол, горит Плотницкий, – вспоминает Князев. – Посадил нас в машину и повез сюда, пожарных вызвал. Они приехали, тут трава полыхала – залили водой. Но залили как-то слабо, дымилось кое-где. Ну, дымилось и дымилось. Мы уехали, а в обед председатель еще раз звонит – дом ваш загорелся. Мы опять быстрее сюда. Едем с бугра, видим – только поле горит, но ветер поднялся страшенный, пока спустились, уже огонь к дому подбирается, сарай загораться начал. Благо около дома колодец есть, дачники как раз приехали, помогли. Накачали воды, спасли и сарай, и дом. Тут трава за лето так высыхает, что достаточно любого окурка, чтобы все вспыхнуло.

DSC_0417

Пепелище

 

Телефон

Плотницкий не производит впечатление заброшенного, наверное, как раз потому, что домов здесь почти не сохранилось. Но и те, что остались, не выглядят мрачно Наоборот, в яркий солнечный день свет заливает каждый уголок Плотницкого, отчего хутор кажется симпатичным и вполне пригодным для жизни. Но это впечатление обманчиво.

DSC_0412

DSC_0410Символ заброшенности – трава. Она тут каких-то нереальных размеров, часто выше человека. Каждый год она отвоевывает у плотницких новую территорию. Пять домов, несколько технических строений, небольшие огороды – и все, дальше владения жадной на землю травы. Под ее натиском потихоньку сдается и дорога. Колеи еще просматриваются, но между ними такие заросли, что ехать на легковой машине боязно – о днище постоянно что-то бьется и цепляет. А не будет дороги – не будет села.

Плотницкое вроде и не очень далеко расположено. До синелипяговской трассы 4 километра, до Михнево, где есть магазин – 7. Но попробуй пройди по такой траве. Дело даже не в километрах, проблема в том, что Плотницкое находится в овраге – с четырех сторон бугры. В непогоду отсюда не выбраться.

Электричество в Плотницком есть, но это единственное благо цивилизации. Вода – из собственных колодцев, канализация – вся окрестная территория, газа нет и никогда не будет, кто ж его сюда потянет.

Самое удивительное – в Плотницком есть телефон. Несколько лет назад правительство РФ обязало местные власти обеспечить связь с каждым населенным пунктом. В хутор прокинули кабель, поставили столб и повесили на него телефон-автомат.

Когда на него смотришь, чувствуешь себя словно в кадре какого-нибудь арт-хаусного фильма: заросшее травой бескрайнее поле, по центру столб с ярко-красной, едва виднеющейся сквозь заросли будкой, а вокруг ничего. Не жалея ботинок и штанов, пробираюсь к телефону. Судя по траве, я первый, кто это делает в нынешнем году. Аппарат как новый: трубка на месте, ничего не выжжено и не изрисовано. Это логично: нет жителей, нет и хулиганов. Снимаю трубку – работает.

Я не знаю точно, но это, наверное, самый нерентабельный телефон-автомат в области. Денег на его установку было потрачено немало, а пользоваться им некому. Да и для звонка нужна телефонная карточка, а где ее купить в деревне? Бесплатно можно звонить только в милицию, «скорую» и службу спасения, для этого он и висит. В случае чего это единственная связь с миром: мобильные там не ловят, да и у местных жителей их все равно нету.

 

Серега

DSC_0397Все окрестные называют его просто – Серега. Хотя «Сереге» в этом году исполнилось 76 и по возрасту его бы нужно называть Сергеем Тимофеевичем. Его фамилия – Лещев. Он прожил в Плотницком почти всю жизнь и сегодня единственный постоянный его житель. Есть еще сосед Петька, но он то в больнице, то у родственников живет, да и вообще уезжать собрался. Есть еще два дачника, но те вообще редко приезжают и только летом.

Так что сегодня Лещев это и есть Плотницкое, а Плотницкое – это Лещев. Они уже идентифицируются в сознании окрестных жителей как единое целое. Умрет один из них – тут же закончится жизнь другого.

– Я тут родился, хотя прожил не всю жизнь, – рассказывает он. – За несколько лет до войны отец устроился на завод в Воронеже и перевез туда всю семью. Помню, жили в каких-то бараках недалеко от СХИ, где трамвайное кольцо. Но потом началась война, нас эвакуировали. Когда немца прогнали, мы вернулись, но барак был разрушен, жить стало негде, и мы решили вернуться в родное село – тут хата оставалась.

Жизнь Лещева типична для сельского человека: работает на приусадебном участке и ухаживает за скотиной. Лещев, конечно, получает пенсию, но на нее, без собственных продуктов и мяса, не проживешь. Единственный житель Плотницкого держит лошадь. Она его опора и транспорт для поездок в магазин за 7 километров. Кроме нее, в приусадебном хозяйстве Лещева куры, свиньи и огород. Весьма солидно для человека, давно разменявшего восьмой десяток.

– Я не думал тут долго жить, помню даже когда строил этот дом, говорил жене, мол, перекантуемся немного да уедем. А оно вон как получилось. Работал в колхозе, 45 лет отработал, богатств не нажил, только дом вот и есть.

Дом Лещева – обычная деревенская хата. Вместо веранды сенцы, которые служат и амбаром, и складом, из них дверь в жилую часть. В ней комната одна, но большая – метров 30. В углу, за шторой, печка. Обстановка деревенская: три кровати, стол, шкаф, тумбочка, телевизор и пара табуреток. Вот и весь быт.

– Живется мне тут нормально, я привык уже. Хотя есть и трудности, конечно. Нужно вот уголь в зиму купить, деньги есть – я поросенка сдал, но везти некому. Я к одному водителю, к другому – никто не хочет ехать. Не на лошади же возить. За продуктами езжу раз в неделю, а то и реже. Хлеба накуплю, а так у меня все свое. Почту приносят, почтальонка на велосипеде ездит за 7 километров. Но не часто, в неделю раз, в лучшем случае. Я раньше районку выписывал, но сейчас отказался.

История Лещева не только свидетельство краха Плотницкого, но и личная драма. О ней он рассказывать и хочет, и не хочет одновременно. Не хочет – потому, что приятного в ней мало, а хочет, потому что желает просто с кем-то поговорить. Желание для человека, из окон которого только поле до горизонта, вполне понятное.

 

DSC_0391
DSC_0363
DSC_0404

 

– Один я остался 4 года назад. Жена моя жива, но она переехала в Воронеж, к детям. Это они ее взбаламутили. Да еще и деньги за земельный пай забрала. Меня с собой не взяли, одного тут бросили и не проведывают почти. Но я себе говорю: терпи, Серег...

Впрочем, в этой истории не все так просто.

– Серега как выпьет, дурной очень, – рассказал мне один из местных жителей в михневском магазине, куда я заехал на обратной дороге. Лещева тут знают хорошо, как-никак всю жизнь под боком прожил, да и за продуктами регулярно ездит. – Да и звали они его с собой, но он не поехал: не хочу, говорит, от них зависеть и ждать, что они на ложке принесут. Пока здоровье есть, сам карабкается.

– Не страшно жить одному считай в чистом поле? – спрашиваю я Лещева в конце нашей беседы.

– Нет, не страшно. Кому я нужен, денег у меня нету, брать нечего, – отвечает он, но видно, что лукавит. Лошадь – ценный актив, да и в хате есть чем поживится. Но живет, не уходит.

...В Плотницкое я ездил вместе с Виктором Князевым. Когда завез его на обратном пути в Михнево, спросил, не жалеет ли он о том, что 5 лет назад переехал.

– Конечно, нет, – ответил он. – Я заболел астмой, тут хоть если что случится «скорая» приедет. Да и газ в доме, воду провели, магазин рядом, не нужно по шесть буханок на неделю набирать, а потом черствым хлебом давиться, автобус ходит, есть все, что пожелаешь, а там голое поле вокруг.

После такого ответа хорошо понимаешь, почему мелкие деревни умирали и будут умирать.

0 ответы

Ответить

Хотите присоединиться к обсуждению?
Не стесняйтесь вносить свой вклад!

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *